- - - - - - - - - - - -
Звёр был дурилой. Нет, он не был глупым, но это вот простодушие, помноженное на богатырское здоровье, добродушие и определенную неловкость такой результат и давало. Дурила – это был его характер и поведение. Тут возникает определенная мысль по поводу «как вы лодку назовете, так она и поплывет», т.к. предыдущий ротвейлер, носивший имя Локи, имел на такое имя полное основание. Нарт тоже имел.
«Нарты, герои древних эпических сказаний многих кавказских народов. В эпосах Нарты - могучие воины-богатыри, носители позитивного начала. Они занимаются и мирным трудом, земледелием.»
Нарт и был таким. Очень привязчивый, очень любопытный, обожал всякую технику, лез в машину при первой возможности. От триммера приходилось отгонять, иначе бы обязательно попал под леску. К церкулярке или лобзику нужно было обязательно максимально близко сунуть свой нос, пока опилками засыпать не начнет. Даже сварка не пугала. С годами это немножко поутихло, но так, в сторону лени и солидности.
До самого конца на здоровье псу было грех жаловаться: подвернутая лапа, пара мелких отравлений и всё. До самого последнего и уже смертельного…
Долгая, долгая инфантильность. Сравнивая с Локи – земля и небо. «Святые девяностые» и «поколение пепси». Пес просто не знал, чем себя занять. Это затянулось года на три и отходило очень медленно. При этом, настырность, переходящая в нахрапистость была с ним всегда. Если ему что-то втемяшивалось в голову или хотелось поиграть, то выход был только один - выгнать к чертям собачьим. Если чувствовал себя одиноким (а иногда и просто так), то мог поныть, "спеть песенку". С годами «музыкальность» усилилась – в последние годы практически каждое «серьезное» дело сопровождалось своей песенкой: проснулся – песня, поел – песня, стало скучно – куплет-другой, на кухне погас свет и пора спать - колыбельная. И они были разные!
С игрушками не заладилось изначально. Аппорт рассматривался только в качестве баловства, которое быстро надоедает, мог погрызть палку, поворочать камни. Последние годы развлечением был большой булыжник, который он катал по вольеру, затаскивал в будку, в общем развлекался на свой лад. Однажды нашел пустую пятилитровую пластмассовую канистру и около километра волок к дому. Поиграл недолго - пока не открутил крышку и не понюхал, что за гадость там внутри была. Пока жил дома любимым развлечением было - "досади хозяину". Просто, без затей, залезть на колени и начать грызться. Настойчивость при этом была потрясающая - даже не помню случая, чтобы он устал "прорываться" и сам ушел. Как правило, все заканчивается изгнанием надоеды. Наибольшую опасность при баловстве представляла не возможность серьезного укуса, а залихватское махание лапами, не хуже профессионального боксера. Лапы увесистые, а подушечки у ротвейлеров как наждачная бумага, т.ч. приходилось держать ухо востро.
Звёр с младых когтей был не особо привязан к нахождению в доме. Уже маленьким предпочитал больше быть на свежем воздухе. А когда построили вольер, так постепенно и вообще перестал заходить домой. Вот просто не интересно ему стало. Был вольер, была родная будка и этого ему было вполне достаточно. Если удавалось прогуляться без поводка по двору, то чисто для проформы – все осмотреть-обнюхать и к себе…
Наивность и добродушие в отношении окружающего мира были весьма долгими. Создавалось впечатление, что он даже не подозревает, что можно кого-то всерьез укусить - всё на уровне баловства. Встречающихся на прогулке собак охотно провоцировал, мог погнаться за убегающим, но что дальше делать - не знал. Внушительный вид позволял избегать неприятностей. Овчарки в драку не лезли, только огрызались, а крупнее никого в округе не было.
Охотничий инстинкт был неистребим: собаки, кошки и ежики. Ежики – просто страсть! Сначала он их катал, не зная, как укусить. Потом по мере того, как часто его от ежиков оттаскивали, он начал их сначала обнимать передними лапами и так удерживать «свою прелесть», потом нашел более простой способ – просто хватал ежика в пасть и нес, пока не надоедало. В основном, «добыча» оставалась живой, но хват бывал разный, так что жертвы случались.
Опять же, сначала вся эта «охота» была просто забавой: загнать кошку в лужу, зажать в угол и стоять рядом с глупым видом, не зная, что делать дальше. Однако потом, после пары «обид» на ровном месте от других собак, характер стал меняться и у Звёра постепенно выработался «инстинкт убийцы». Игривость, легкость в отношении «добычи» ушли, при том, что по-настоящему серьезно драться он так и не научился. Стиль, если это можно назвать стилем, была другой – он просто вцеплялся в то, что попадало в пасть и сжимал челюсти. Результат был стопроцентный. Жертва начинала пищать и визжать и приходилось оттаскивать за ошейник, придушивая, чтобы разжал челюсти. После такой встрепки поверженные враги старались убегать, только увидев его издалека. Как не странно, в большинстве случаев на Звёра нападали. Уж не знаю, что в нем так раздражало других собак, может обрубок хвоста внушал ложное чувство превосходства? Сам он боль в драках не чувствовал, видимо, выплеск адреналина глушил все неприятные ощущения полностью. Это уже потом, лежал в вольере с распухшей мордой, кровоточащей губой или покусанной лапой и тихонько страдал. Но потом, в спокойной остановке…
Дома же это был прекрасный охранник. Без всяких тренировок, все на инстинктах. Чуткий, бдительный, настороженный. Как телохранитель, пожалуй, нет. Видимо, последствием затянувшейся инфантильности стало и ротозейское поведение на прогулках. По принципу – для всего есть хозяин, а мне нужно найти приключение на свой короткий хвост. Для своих – увалень, спокойный, добрый. Был свой круг, в которой принимались новые люди (и только люди!) и были чужие. Просто и без затей.
Но, мелкую собаку за четыре года совместного существования, он так и не принял. Сначала он пытался ее гонять, потом просто игнорировал. Как будто ее нет. Когда проходил мимо, даже не смотрел в ее сторону. Интерес вызывала только чужая миска. Всегда после прогулка миска обязательно обследовалась. Если проходили мимо туда и обратно, всё равно, нужно было посмотреть, не появилось ли там чего за время отсутствия.
Одиночка с четко очерченным кругом общения и приятия.